Эту историю, произошедшую с ним в годы Великой Отечественной войны, рассказал мне бывший солдат РККА Тимофей. Фамилию свою он просил не называть.
— В 1944 году меня ранило, — начал свою историю Тимофей. — Я пролежал больше месяца в госпитале, а потом вернулся в часть с не зажившей до конца раной. Произошло это как раз перед сражением за Ужгород.
После боя каждый солдат вообще измучен, измят — такое ощущение, будто его тело побывало в мясорубке. Но мне было совсем плохо: поднялась температура, страшно болела не долеченная в госпитале рука, я почти не мог ею двигать.
Обратился к санитару, рассказал про свою беду, показал рану. Он вскрикнул:
— Да тут такое нагноение пошло, немедленно в госпиталь!
— Может, обойдется?
— Да ты что, тут серьезные лекарства нужны. А у меня ничего нет, кроме перевязочных пакетов.
Что поделаешь, надо идти в полевой госпиталь. Доложил командиру и попросил, чтобы меня проводил друг и земляк Юрий: у меня поднялся сильный жар, я боялся потерять сознание. Ходу до госпиталя было минут двадцать.
Проходили мы через какое-то село, названия теперь не помню, а возле калитки одного домика старушка стоит. Мы с ней поздоровались. Она меня спрашивает:
— Что, в госпиталь идешь?
— Да, — говорю.
— Зайдите в дом, я вас чайком горяченьким напою.
Я и мой друг засомневались. Вроде бы не положено чаи распивать… Но ноги будто сами понесли нас за старушкой.
Бабушка подала нам стулья и разлила по кружкам чай. Такой аромат наполнил комнату, вкуснее его я в жизни ничего не слыхал. Подала еще и два маленьких пирожка. И говорит:
— Сыночки, я знала, что вы будете идти, для вас испекла.
Мы молча переглянулись. Решили, что старушка сумасшедшая. Она правильно истолковала наше неловкое молчание:
— Да-да, знала. Хотите, назову вам номер вашей части?
И действительно назвала! Правда, мы, чтобы не выдать военной тайны, сказали, что она ошиблась. Старушка понимающе улыбнулась:
— Ну раз секрет, пусть будет, что ошиблась.
Потом мне говорит:
— Снимай гимнастерку, рану тебе полечу, а то и кружку не сможешь скоро держать.
Бабушка промыла рану черным, как раствор смолы, чаем, посыпала порошком из трав, пошептала что-то. Никогда в жизни я не поверил бы, что такое возможно, но не прошло и пяти минут, как мне стало легче. Вскоре рана совсем перестала болеть, руку отпустило, я смог ею двигать.
— Ну что, перестало болеть? — спрашивает старушка. И, дождавшись моего кивка, улыбается: — А теперь вставайте, заговорю вас, мальчики, чтоб пуля не брала.
Взяла старушка свечку и стала водить сначала вокруг меня, а потом и вокруг Юры. Что-то шептала при этом. Когда закончила, сказала, что нас больше не ранит, потому как мы уже заговоренные. Рассказала и будущее наше — сколько нам жить, сколько детей будет у нас. Даже имена наших будущих жен назвала. А мне говорит:
— Дочь свою ты должен назвать Софией.
Я кивнул. Потом мы ее поблагодарили и спросили имя.
— Вандой, меня звать Вандой, — ответила она.
Выходя из дома, мы ей низко поклонились, еще раз поблагодарили:
— Большое тебе спасибо, мать Ванда.
— Не за что, и так много душ война забрала, пусть еще хоть две будут спасены от смерти.
Пошли мы с Юрой обратно. Договорились, что про Ванду никому не будем рассказывать. Все равно никто не поверит, да и как бы неприятность какая у старушки не вышла.
Пришли в часть, доложили командиру о возвращении. Он спросил, что в госпитале делали. Я ответил, что рану промыли, какой-то мазью смазали и отправили назад. Одного только боялся — как бы командир не заставил санитара проверить рану. Но ему такая дурь и в голову не пришла.
Сражались мы с Юрой до самого конца войны, и ни разу нас не ранило. Причем несколько раз я слышал, как пуля об мое тело звенит и отлетает. Даже иногда думал: а может, я железный? Точно так же говорил и Юра. Рана моя после лечения бабы Ванды зажила, остался только маленький рубчик, а сначала был шрам чуть ли не на полплеча.
Пришли мы с фронта, женились. Имена наших жен баба Ванда точно назвала. И с числом детей, как позже выяснилось, угадала. Дочь я, конечно, как обещал, назвал Софией.
Сколько времени прошло с тех пор, бабы Ванды наверняка давным-давно нет. Я уже и сам старый дед, а до сих пор помню аромат того чая и ощущение, когда пуля бьет в твое тело.
Марий ИВАНИВ, с. Либохора Львовской обл.
Journal information