Причины сараевского убийства
Право первой пули
«Убили, значит, Фердинанда-то нашего» – так начинается самая смешная книга о Первой мировой войне Ярослава Гашека.
В советских школьных учебниках сараевское убийство излагалось также предельно ясно: плохой наследник австрийского престола Франц Фердинанд прибыл в Сараево, где и был застрелен хорошим парнем Гаврилой Принципом, членом тайных организаций «Млада Босна» и «Черная рука».
В чем была вина эрцгерцога перед сербами, нигде не уточняется, но, как представитель царизма, права на жизнь у него явно не было. И все же каждый внимательный человек, при изучении документов той эпохи, сможет увидеть массу нестыковок в этой чересчур простой на первый взгляд истории.
Служил Гаврила террористом
Главная нестыковка состоит в том, что как раз руководству Сербии сараевское убийство в конце июня 1914 г. было очень невыгодным. Буквально за две недели до покушения в Белграде состоялся очередной дворцовый переворот и международный авторитет государства опустился практически к нулю. Только что закончились две балканские войны, совершенно опустошившие государственную казну, запасы снарядов и патронов. Совсем не так давно дружественно (по балканским меркам) настроенные к сербам болгары и албанцы сделались их злейшими врагами, а в присоединенной Македонии шла гражданская война. И установление хороших отношений с Австро-Венгрией было серьезной задачей государства.
После так называемой свиной войны между Австрией и Сербией – торгового конфликта, который произошел из-за слишком высокого качества сербской свинины, которую за Дунаем покупали гораздо охотней венгерской, – убытки понесли обе стороны. И как раз к началу 1914 г. с обеих сторон начались попытки к увеличению солидного некогда товарообмена и, что чрезвычайно важно, начали обсуждать строительство железной дороги Вена – Салоники, которая должна была проходить через сербскую территорию.
О необходимости мира понимали даже в союзе высших офицеров сербской армии «Черная рука». Ее руководящий орган 15 июня проголосовал против покушения на Франца Фердинанда. Предлог был выбран следующий: вначале надо убить тезку эрцгерцога, Фердинанда Болгарского (который был в действительности злейший враг Сербии, а также России).
Как претворяли в жизнь это решение, сказать затруднительно. Но причастность «Черной руки» к покушению на эрцгерцога так и не было доказано. Недоказанной осталась и передача ею револьвера и бомбы мальчишкам из «Млады Босны». А уж заниматься тайной переправкой австрийских граждан Принципа со товарищи в родную империю, куда они могли абсолютно спокойно отправится в любое время, «Черной руке» было совершенно точно не с руки.
Тем не менее «Млада Босна» довольно солидно подготовилась к покушению и своими силами. Основной боевой единицей был, как ни странно, мусульманин Мухаммед Мехмедбашич. Если бы он не испугался, а метнул в эрцгерцога лежавшую в его кармане бомбу, обвинять в покушении сербов было бы нелегко. Но выступил следующий террорист – Неделько Габринович. Немолодой эрцгерцог смог нейтрализовать эту угрозу, отбив летящую бомбу зонтиком.
И вот в действие вступил резервный вариант. Эрцгерцога привезли прямо к кафе, где Принцип, который слышал взрыв, отмечал успех покушения. Гаврила прервал трапезу, выхватил браунинг (а не револьвер, как писалось в газетах) и двумя выстрелами в упор убил эрцгерцога и его жену, чешскую графиню Софию Хойтек. При этом одна из пуль угодила точно в глаз дракону, вытатуированному на шее Фердинанда.
И даже если бы машина эрцгерцога не свернула в переулок Франца Иосифа, а поехала куда-то в другое место, ее поджидали еще 4 террориста… Так что роковой выстрел (или взрыв) все равно прозвучал бы тогда. И все равно началась бы война.
Кругом враги
Историки дипломатии знают и более серьезные поводы к началу войны (к примеру, Марокканский кризис), завершившиеся мирно. Нет, те кто «заказал» Франца Фердинанда, преследовали вполне конкретные цели: устранение этого человека из европейской политики. Очень многое он хотел и мог в ней изменить.
1914 год, май — престарелый император Франц Иосиф, дядя эрцгерцога, заболел тяжелейшим воспалением легких. И вполне реальным становится восхождение на престол Австрии наследника, человека вполне определенных и в некотором смысле революционных политических взглядов. Франц Фердинанд сделал в конце концов достоянием гласности свой план государственного переустройства Австро-Венгрии, который «должен положить конец многовековой приниженности славян в двуединой монархии».
Государство должно было стать федерацией большинства ее народов, а не только австрийцев и венгров. В качестве цементирующих же выдвигались такие идеи, как верность Габсбургам, католичество и противопоставление себя соседям-конкурентам – Германии и России. Причем отношения с историческими монархиями Европы должны были быть довольно дружественными, но ровными.
Союзников в осуществлении этого плана эрцгерцог найти не смог. Подавляющее большинство сильных мира сего от всей души желали ему неудач. Список его недоброжелателей до такой степени велик, что сравним, наверно, лишь с аналогичным списком применительно к Саддаму Хусейну.
Наиболее активное противодействие эрцгерцог встречал в родной Вене. Особенность габсбургской монархии это несовпадение политического центра империи Вены и ее экономического центра – столицы Богемии Праги. Антагонизм между венской и пражской элитой был очень силен. Производя 70% промышленной продукции империи, почти всю ее сталь и оружие, богемцы вполне в духе эрцгерцогских реформ требовали большего участия в управлении страной.
Венцы, конечно, этого не хотели и опасались, что породнившийся с видными чешскими аристократами эрцгерцог перераспределит теплые местечки австрийской госслужбы между своими родственниками и земляками: замок Конопиште, где эрцгерцог как правило и жил, располагался недалеко от Праги. И Стефан Цвейг, например, вспоминал, что венцы восприняли известие о гибели эрцгерцога совершенно равнодушно.
Еще более люто Франца Фердинанда ненавидели венгерские дворяне, которых он собирался сделать равноправными участниками новой федерации. Человек, собиравшийся отобрать у мадьяр завоеванное во время революции 1848 г. право угнетать румын, словаков и сербов, был в Будапеште форменной персоной нон грата.
Однако и чешская элита по отношению к идее сильной Австро-Венгрии раскололась. Ее либеральная часть выступила уже не за усиление своих позиций внутри этой империи, а за выход из нее. Говоря о временах богемского короля Отокара Пржемысла, управлявшего и Богемией, и Австрией непосредственно перед первым Габсбургом Рудольфом, лучший друг Антанты Томаш Массарик многозначительно заметил: «Были мы до Австрии, будем и после нее».
В действительности, перспектива отделить от слаборазвитой аграрной империи территорию, на которой производилось 70% всей ее промышленной продукции, 90% угля, 90% стали, 100% тяжелого вооружения, не могла не вскружить головы молодой чешской буржуазии.
Потому богемские немцы, которые составляли как-никак 38% населения провинции и панически боявшиеся чешского национализма, надеялись не на Франца Фердинанда и даже не на Франца Иосифа, а на Германскую империю. Именно в Богемии действовала партия пангерманистов, настроенная и проберлински, и антикатолически.
Еще больше врагов эрцгерцог заимел за границей. Практически как о уже решенном, после его прихода к власти, деле говорили о вторжении в Италию с целью восстановления светской власти Папы Римского. Не исключено, что именно на эту операцию Франц Фердинанд спрашивал согласия у главного участника Тройственного союза кайзера Вильгельма при встрече в начале июня 1914 г. в Конопиште. Так что посол Италии в Вене Альдровани в своих мемуарах называл эрцгерцога открытым врагом Италии совершенно заслуженно. В действительности, победоносная война против Италии, да еще под таким благовидным предлогом, могла стать решением для множество проблем сразу.
Наставляя своего подчиненного, начальника австро-венгерского генштаба Конрада фон Гетцендорфа, Франц Фердинанд недвусмысленно предостерег: «Если мы предпримем что-то против Сербии, Россия встанет на ее сторону, и тогда мы должны будем воевать с русскими. Войны с Россией следует избегать». А вот Италия, дважды – сначала в союзе с Францией, а потом с Пруссией – наносившая удары в спину Австрийской империи, была замечательным объектом для нападения.
Австрийские генералы «выпустили бы пар», Антанта и Россия не полезли бы в конфликт между союзниками, а уж сомнений в победе Австрии над Италией в войне один на один сомневаться не приходилось. Кстати, если в Белграде после известий об убийстве Франца Фердинанда объявили траур, то в Риме начались чуть ли не народные гулянья.
Впрочем, и сербская верхушка также не испытывала симпатии к эрцгерцогу. Его явное предпочтение католичеству вкупе с достаточно агрессивными устремлениями на Балканах не внушало православным сербам ни малейшего оптимизма. А перспектива самой широкой автономии южных славян в рамках Австрийской империи резко понижала шансы на добровольное вхождение хорватов и боснийцев в будущую Великую Сербию.
Больше того, в отличие от венценосного дяди, отказавшегося в свое время от покупки Сербии у князя Милана, дескать, своих сербов некуда девать, эрцгерцогу лишние славянские подданные были очень даже кстати. Опять-же полная финансовая зависимость от французского капитала, заключенный в январе 1914 г. военный союз с Россией и всевластие в стране террористов из «Черной руки» очень ограничивали свободу действий сербской верхушки. Тем не менее премьер Никола Пашич честно попытался предостеречь Франца Фердинанда от поездки в Сараево по дипломатическим каналам, но услышан не был.
Крайне враждебно относились к идеям эрцгерцога и в Санкт-Петербурге. Ориентация России на союз с Францией и постоянная борьба за влияние на Балканах не давали двум государствам шанса на мало-мальски добрососедские отношения. И хотя Франц Фердинанд поддерживал хорошие отношения с Александром III, найти общего языка с его сыном Николаем он не смог.
Эрцгерцог в общем-то недолюбливал Россию. Но незадолго до смерти он приезжал в Санкт-Петербург и пытался лично объяснить Николаю II, что «война между Австрией и Россией закончилась бы или свержением Романовых, или свержением Габсбургов, или свержением обеих династий». Николай, естественно, отмолчался. Но не молчали российские дипломаты и военные. Находящийся, по сути дела, на французской службе министр иностранных дел Извольский сделал все, чтобы спровоцировать австро-российскую войну. Тем же занимались и в военном министерстве, в частности военный атташе в Белграде Артамонов.
Руководители других держав, соседних с Австро-Венгрией, – Турции и Румынии относились к планам Франца Фердинанда и к нему самому также довольно настороженно. Стамбульские младотурки не забыли недавнюю обиду, нанесенную им эрцгерцогом: аннексию Австрией оттоманской провинции Босния и Герцеговина. А в Бухаресте уже засматривались на населенную этническими румынами Трансильванию, чье присоединение при живом наследнике было, безусловно, невозможно. Убийство в начале 1914 г. румыном Катарау епископа униатской (то есть подчиняющейся Риму) церкви подлило масла в огонь.
Еще более могущественные враги Франца Фердинанда находились в будто бы самом дружественном для него месте Европы – Берлине. Мощное движение пангерманизма, определявшее всю внешнюю политику императора Вильгельма II, абсолютно не было заинтересовано в усилении (а в действительности и в существовании) Австрийской монархии, и уж тем более полностью лишенной германского содержания.
Будущий воплотитель пангерманских идей Адольф Гитлер в «Майн кампф» зло и несправедливо отзывался о «сознательной чехизации» родной ему Австро-Венгрии: «Руководящая идея этого нового Габсбурга, в чьей семье разговаривали только по-чешски, состояла в том, что в центре Европы надо создать славянское государство, построенное на католической основе». Далее он писал: «После известия об убийстве эрцгерцога меня охватила тревога, не убит ли он немецкими студентами, которые захотели бы освободить немецкий народ от этого внутреннего врага». Кстати, сын Франца Фердинанда, Максимилиан до конца своих дней (в гитлеровском концлагере Маутхаузен) придерживался именно пангерманской версии смерти родителей.
«Он умрет на ступенях трона»
Увы, список недоброжелателей эрцгерцога не исчерпывался официальными лицами. Итальянские террористы, анархисты, уже убившие тетю Франца Фердинанда, жену Франца Иосифа, и его коллегу, собственного короля Умберто, также испытывали к наследнику австрийского престола ярко выраженную антипатию. Они готовились к покушению сами и помогали сербским друзьям.
Балканский корреспондент газеты «Киевская мысль» Лев Троцкий отмечал «карбонарский» характер боснийского террористического подполья: печатный орган «Черной руки» назывался «Пьемонт», а название «Млада Босна» было попросту позаимствовано у «дедушки европейского террора» Джузеппе Мадзини, чья «Молодая Италия» много лет сражалась против австрийских интересов.
Смешно, но когда Мадзини создал тайную республиканскую организацию «Священная фаланга», ее официальным лозунгом он провозгласил «Долой Австрию», после чего итальянские власти перестали преследовать подпольщиков.
Но убили эрцгерцога все-же боевики из «Млады Босны». А кто, собственно говоря, они были такие, что приказы вышестоящей, казалось бы, «Черной руки» могли попросту не замечать? Главный идеолог «Млады Босны» Владимир Гачинович был достаточно убежденным социалистом, читал Бакунина, Кропоткина и Нечаева, не раз встречался с видными членами РСДРП Карлом Радеком, Львом Троцким, Юлием Мартовым.
И заказ на убийство эрцгерцога вполне мог прийти в «Младу Босну» и помимо «Черной руки» – по социал-демократическим каналам. Ведь Ленин буквально мечтал, чтобы «Николаша и Франц Иосиф доставили нам (большевикам. – „Деньги“) такое удовольствие, как война между Австрией и Россией». Так что не исключено, что социал-демократические гуру подталкивали младобоснийцев к ускорению пожара мировой революции. В благодарность за помощь в этом нужном деле Ильич не слишком обоснованно отметил освободительную войну Сербии в общем неприглядном фоне кровавой империалистической бойни.
А в 1937 году Радек попытался что-то рассказать о сараевском убийстве, но выбрал уж очень неподходящее для этого место – зал суда над собой. Сталинские юристы резонно рассудили, что «троцкистская собака» попросту хочет затянуть процесс, и, к сожалению, не дали ему отклониться от темы вредительства и шпионажа.
И австрийские, и сербские расследователи сараевского убийства сделали все, чтобы скрыть малейшие проблески правды. К 1918 году в могилу по различным причинам сошли все непосредственные участники событий: Принцип, Габринович (скончались в тюрьме), Дмитриевич (расстреляли французы), Гачинович (умер от неизвестной болезни). А через год бесследно исчез катер, перевозивший из Вены в Белград по Дунаю архивные документы, связанные с сараевским убийством.
И начали гулять по книжным страницам страшные истории о поезде Франца Фердинанда, который вез его в Сараево при свечах, о его автомобиле, который погубил 8 своих последующих хозяев, о предсказаниях в никому не известном масонском журнале, что «он приговорен и умрет на ступенях трона». В действительности у эрцгерцога, имеющего столько серьезных врагов, не было ни малейшего шанса выжить в той Европе, где политические убийства были самым обыденным явлением на всем пространстве от Атлантики до Урала.
Journal information