Служба в похоронной команде мне нравилась. Похоронщиком части был жизнерадостный капитан Шурка, розвощекий здоровяк, слонявшийся по штабу, как похоронных дел мастер Безенчук, донимавший стариков-полковников одним вопросом: «Как здоровьице? Сердце не шалит? Врачи что говорят?» «Уйди!» орали полковники. «Будете грубить – закопаю по третьему классу!» - не обижался Шурка.
Службу свою он любил и проявил солдатскую смекалку, запасая гробы впрок, чтобы не бегать из-за каждого покойника по таким пустякам. Через неделю запасаться ему запретил начштаба, оказалось, что красно-черный штабель в коридоре деморализует личный состав. Шурка переволок гробы в подвал, куда обычно водил в обед трахать свою жену, редкостную дуру, служившую секретчицей в нашей части.
Дело было поставлено в нашей команде четко, по-военному, не то, что у гражданских вахлаков, никакой нелепой мельтешни не было. У каждого были свои простые обязанности, я, например, нес и в зной и стужу всегда правый передний угол крышки гроба. На кладбищах землекопы нас знали и встречали веселыми профессиональными шутками: «Эй, водка в погонах, бросай – не хрусталь несешь». «Не пиздИть при мне!»- одергивал их капитан Шурка и мчался к почетному караулу, чтобы не упустить самый прекрасный момент, когда после фразы оратора: «Гррражданин советского Союза… окончил свой жизненный путь!»
Шурка лихо махал фуражкой почетному караулу и звучал залп или два или три, соответственно званию и заслугам покойника. Когда загибался очередной ветеран, в похоронный зал набегала сотня-две однополчан. «Вот они, мои огурчики!» радовался Шурка: «Мне их всех хоронить!» и окидывал плаксивых барашков строгим пастушьим взглядом. С врачами тоже сложились доверительные отношения.
Один раз хоронили полковника, который помер летом в жару и две недели пролежал в квартире. Оставшееся гнилое желе с костями мы получили в виде аккуратного брикетика глубокой заморозки, в тройном полиэтилене. «Может вскрыть?» - спросил врача товарищ по оружию ледяного брикетика. Врач слегка удивился и осведомился: «На хуя?» «Родственники попрощались бы». Врач подумал и ответил рассудительно «Я бы не советовал, там какой только заразы нет, он хотя и заморожен, но всеж…». Отзывчивость врача была оценена по-достоинству и он был даже приглашен на поминки группой обжор-алкашей, в обязанность которых входило ехать на поминание в дом покойного, произносить пустопорожние речи «Знаете каким он парнем был…», подливать в рюмку рыдалице вдове и даже был специалист по хватанию за жопу фефелы-дочки свежепогребенного.
Journal information