Семь лет назад, в августе 2008-го, я ехал на броне с ямадаевцами, в колонне российской армии, которая шла на грузинский город Гори.
Тогда казалось, что это последняя война. Что это вынуждено. Что больше войн не будет.
Уже были Первая Чечня, Вторая Чечня, уже были разбитый вдребезги город, неопознанные тела в рефрижераторах, горелые трупы в солдатских кирзовых сапогах, рвы с мирными жителями, кости в ростовской лаборатории, смерти, смерти, смерти.
Казалось, что все - такое повториться больше не может.
Все, хватит, навоевались.
Казалось, что война в Южной Осетии - это какая-то случайность, ошибка, ну вот вышло так, получилось так нехорошо почему-то, сейчас быстро все это надо закончить, и все - войн больше не будет, никогда, никаких, никакого горелого человеческого мяса, никакого больше запаха трупов в жару, никаких больше убитых людей.
Ну потому что хватит уже убивать людей! Сколько же можно-то уже!
Оказалось, нет. Оказалось, это только у меня были планы сделать так, чтобы людей больше не убивали. Нигде и никогда.
И только я думал, что ну уж теперь то эта война должна быть - обязана быть! - последней.
Эта война оказалась не последней. Даже ровно наоборот - она оказалась первой.
Первой в череде новых войн. Новых войн новой истории новой подполковничьей России.
Сошедшей с ума на своей имперскости величии и исторической справедливости страны.
Страны агрессора. Страны захватчика.
Ксенофобской мракобесной страны фанатиков, по-настоящему хорошо умеющей делать только одно - укладывать трупы как шпалы. И не только свои. Своих уже мало.
Лезущей теперь за трупами и к своим соседям. Все лезет и лезет. Все убивает и убивает.